Читать интересную книгу Последняя война [с иллюстрациями] - Кир Булычев

«Ну вот еще, чертова семени не хватало», — подумала; Ольга. Она неосторожно прислонилась к косяку двери и сморщилась от боли.

— Что с вами? — крикнул, перекрывая шум сановников, молодой оппозиционер.

— Ничего особенного, — силилась улыбнуться Ольга. — Что-то попало под перину и искололо мне бока.

«Что я делаю! — подумала она, произнеся эти слова. — Теперь они окончательно возмутятся. Готовили мне резиденцию, готовили, а я вместо благодарности...»

— Покажите, — сказал Жул Ев.

— Что показать?

— Синяки.

— Как так? — удивилась Ольга.

— Покажите им! — кричал молодой оппозиционер. — Не стесняйтесь. Они подложили вам под перину горошину, чтобы испытать, настоящий ли вы посол. Вы, наверно, слышали о таком методе?

Ольга поняла, что локатейпанцы не шутят и, закатав рукав куртки, показала огромные синяки на руке.

— Ура! — закричали локатейпанцы. — Простите нас!

— Покажите хоть горошину, — попросила Ольга, стараясь сдержать смех.

Жул Ев собственноручно извлек из-под перин горошину. Очень похожую на морского ежа, только чуть побольше размером».

Девиз: «Доверие».

— Ну, вроде все, — сказал Павлыш. — Писала, наверно, Кирочка. Теперь еще один рассказ. И тогда все.

11

Последний рассказ назывался так:

«СЛУЧАЙ НА ТРЕТЬЕМ КУРСЕ

Помню, был у нас в космическом училище странный случай. Проходили мы практику на недалекой планетной системе. Все планеты в ней были непригодны для жизни, кроме одной. Да и на ней жизнь, можно сказать, только теплилась. Эволюция зашла в тупик. Было на той планете, раскаленной и сухой, несколько водоемов. Возле каждого околачивалось стадо животных, малоподвижных, полностью неразумных. Да и какой стимул мог у них быть к развитию, если род поддерживался с помощью водоема, — напьется чудище из него, тут же делится на два. Таким образом, стадо было застраховано от несчастных случаев. Но увеличиваться оно также не могло — вокруг водоема росли кустики, пригодные в пищу. Как только появлялась в стаде лишняя глотка, кто-то другой должен был помереть: пищи не хватало бы.

Но это все присказка. Жили эти животные, не знали хлопот, но тут прилетели люди, устроили базу, стали изучать и саму планету, и ее скудных обитателей.

Мы как раз вышли на орбиту вокруг этой планеты, и оттуда, с базы, прилетела одна девушка, — не помню, как ее звали, кажется, Настей. За лекарствами и почтой. С ней обратно на планере мы отправили Витю Умнова, веселого такого парнишку, в соседней группе учился...»

На этом месте Павлыш прервал чтение рассказа. Он понял, что уже в первом номере альманаха ему приходится иметь дело со случаем плагиата. Бродячий сюжет не может быть настолько бродячим, чтобы его вспомнили и записали сразу два члена команды. Кто был одним из них — автором рассказа, лежащего перед Павлышом, доктор догадывался. Стиль и манера повествования выдавали самого капитана. Значит, первый вариант принадлежал кому-то из штурманов или практикантов, неоднократно слышавшему эту историю на мостике и записавшему его, применив толику воображения.

Но прежде чем принимать меры, Павлыш решил дочитать рассказ. Любопытно все-таки, как трактуется тот же сюжет другим автором.

«Спустились они на планету неудачно. Планер побили, рацию на кусочки, а до базы километров тридцать.

Ну, пока было прохладно, они шли весело, разговаривали. А потом солнце принялось припекать, и Вите это совсем не понравилось. А воды нет, и хода до базы еще часов пять-шесть.

Бредут они с Настей, проваливаются в песок, тащат мешки с почтой и лекарствами, и Витю мучает мысль: где бы напиться?

Вдруг видят — водоемчик. У него животные. Витя к нему бросается, а Настя его останавливает: «Нельзя». Это не вода, а физиологический раствор. Неизвестно, что с тобой случится, когда напьешься. Все может быть. Если животные раздваиваются, когда попьют, не исключено, что ты сам раздвоишься. Или даже превратишься в такого же монстра».

Один водоем Витя пропустил, послушался. А тут второй на горизонте. Со вторым было труднее. Настя Витю буквально оттаскивала за руки. А как дошли до третьего, Витя не выдержал, оттолкнул девушку — и к луже. И напился. И представляете, что случилось? Не успел он от водоема отойти, губы отереть, как с ним происходит удивительная история: на глазах Насти он начинает раздваиваться. Посередине тела проходит линия раздела, растет он в ширину, соответственно уменьшаясь в росте, плачет, мучается... Вот у него уже две головы и четыре руки. Некоторое время он корчился — уже не Витя, а сиамские близнецы. Потом трах — и стоят перед Настей два Вити.

— Я же предупреждала, — Настя ему говорит.

Так и пошли дальше. Впереди Настя, а за ней два Вити, ростом вдвое меньше прежнего, в половинках скафандра и всего, что под скафандром было. Жуткое зрелище!

Так и дошли до базы. Там и смех был, и горе. Мы еле Викторов вызволили: их врач отпускать не хотел, писал научную работу, давление измерял, анализы брал.

А самые неприятности начались, когда мы на Землю вернулись, а у нас на борту на одного человека больше. Никто нам не верил. Пришлось Виктора из училища исключить. И второго тоже.

Недавно их встретил в Москве. Оба подросли, женились, работают. Выдают себя за близнецов.

По-моему, история для молодежи, особенно нетерпеливой, очень поучительная». Девиз к ней: «Будь начеку».

Павлыш взял оба рассказа, спустился в кают-компанию. Вряд ли можно оба рассказа поместить в альманах. Надо посоветоваться с другими авторами.

Тетя Миля готовила чай. Ровно сутки прошли с того момента, когда появилась на свет идея альманаха.

Павлыш подождал, пока в кают-компании наберется побольше народа, затем сказал:

— Альманах уже вышел бы. Все готово. Даже Баков бумагу дал. Но случилось непредвиденное осложнение. Плагиат. Два рассказа на один сюжет.

— Ой! — сказала Кирочка Ткаченко.

— Оба списали, — категорически заявила Снежина. — Взяли рассказ Чехова и поменяли действующих лиц.

— И близкое совпадение?

— Нет, — сказал Павлыш. — Но достаточное. Рассказы короткие. Я прочту.

Десять минут прошли в молчании. Слушали. Потом зашевелились, заспорили, плагиат ли это. Бауэр потребовал, чтобы авторы назвали себя. Сознались, кто у кого списывал.

— Второй рассказ капитан написал, — сказал Малыш. — Мы его манеру знаем: «Помню, у нас в училище...» А я писал гипотезу. Чего скрывать...

— Нет, — сказал от дверей Загребин, подошедший незаметно и слышавший спор. — Я вообще рассказа не писал. Хотел было, но не собрался. Признаюсь, в устном виде эту историю рассказывал. Может быть, и не один раз.

— Я сам слышал, — сказал Бауэр. — И точно, как записано во втором рассказе.

— Я ее и записала, — сказала вдруг Кирочка Ткаченко. — Но я не списывала. Мы же договорились, что фольклор, и мне стало жалко, что такая чудесная история пропадет.

— Так, положение проясняется, — сказал Павлыш тоном сурового судьи. — Ну, а кто же обработал сюжет в духе народной сказки?

Никто не сознался. Потом Загребин сказал:

— Рассказы-то разные. Кончаются по-разному. Может, оставим в альманахе?

— Оставим, — согласился Бауэр. — А девизы раскрывать не будем?

— Нет, — сказал Павлыш. — Договорились так договорились.

Павлышу не хотелось ставить подпись под рассказом, потому что неизвестно еще было, как отнесется к нему Снежина. Кроме того, у него появилось одно подозрение: оправдайся оно, идея альманаха потерпит сокрушительное фиаско и Павлыш станет посмешищем экипажа. Подозрение надо было проверить.

12

На следующий день Павлыш собственноручно разнес по каютам готовый, переплетенный альманах. На обложке был изображен диск «Сегежи» среди звезд и планет. Альманах назывался «Удивительный космос».

Закончив труд, Павлыш спустился в кают-компанию и приготовился принимать поздравления.

Первой его разыскала Снежина.

— На Памир полетел? — спросила она.

— Кто полетел? — удивился Павлыш.

— Глаза у тебя бесстыжие! — сказала Снежина. — Ты же все сделал, чтобы сомнений не оставалось: ты автор. А я в глупом положении. Хоть бы имена сменил.

— Пойми, Снежка, — сказал Павлыш, — это рассказ, художественное произведение. Зачем принимать всерьез? Много Снежин на свете.

— Ага, сознался, — сказала Снежина. — Я теперь ужинать не приду. Не хочу, чтобы надо мной смеялись.

— Да если будут смеяться, то не над тобой, а надо мной.

— Твоего имени кет, а мое большими буквами. Сейчас разревусь.

Но Снежина не успела выполнить угрозу. Вошел Баков. Он был в гневе. Усы топорщились, как у кота, чуб приподнялся, как грива разъяренного тигра.

— Доктор Павлыш, — сказал он, — вы украли вместе с Пановой сигнальную капсулу или устраиваете ложную панику на борту?